Политические репрессии 30, 40, 50-х годов XX века затронули все слои населения. Вместе с умершими в тюрьмах и ГУЛАГе, а также расстрелянными по уголовным статьям количество жертв массовых репрессий составило миллионы человек. Нравственные и физические мучения коснулись не только репрессированных, но и их близких – родителей, супругов, детей. В нашем крае 26 тысяч человек были объявлены врагами народа и восемь тысяч четыреста – расстреляны. Это люди самых разных сословий – крестьяне, рабочие, казаки, военные, интеллигенция, священнослужители, студенты. Все они покоятся в Зауральной роще. 
– На этом месте нашли своё последнее пристанище два состава руководства области, – говорит председатель правления оренбургского отделения «Мемориал» Александр Рождествин. – На ровном месте взяли и арестовали полностью руководство региона.
У места массовых расстрелов оренбуржцев собравшиеся почтили их память минутой молчания. А представители православной и мусульманской конфессий провели молебен. В ближайшее время, благодаря усилиям Оренбургского городского Совета и муниципальной власти, земля, где находятся захоронения, будет оформлена в муниципальную собственность. Кроме этого, данный комплекс планируется дополнительно обустроить и установить ограду. Уже сейчас идёт работа по созданию проекта благоустройства данной территории, для этого муниципалитетом выделены средства.
– Мероприятие очень скорбное, но необходимое как назидание всем нам, – отметил заместитель Главы города Оренбурга Андрей Шевченко. – Это страница нашей истории. Да, она некрасива и трагична. Но если мы не будем помнить эти факты, есть большая вероятность их повторения. И самое горькое, что уничтожали не врагов, а своих же граждан. Повториться подобное не должно. Это наша задача и тех, кто будет жить после нас. Приятно, что сегодня очень много молодёжи здесь, это подтверждает, что они неравнодушны к истории.
Ираида Теоодоровна Воронова в Зауральную рощу приходит каждый год поклониться отцу.
– Моего папу Теодора Бризе расстреляли здесь 5 мая 1938 года. Он работал чертёжником, трудился сначала в типографии, а накануне ареста работал в управлении железной дороги. Там он переснимал чертежи, делал это при помощи специальной камеры, которая работала от лучей солнца. Мы вообще ничего не знали о причинах ареста, нам никто не говорил об этом. Этот факт скрывался в нашей семье! Мама страшно боялась, что её тоже арестуют. Папа был немцем, а мама – русская. Видимо, по этой причине её не арестовали. А ведь у неё уже был готов чемодан с вещами на случай, если за ней придут. Чтобы узнать судьбу отца, мама писала в органы. А прояснить ситуацию мы смогли только после смерти Сталина в 1953 году. Как оказалось, папу обвинили в принадлежности Троцкистско-бухаринской политической группировке. Якобы он являлся связным. Это же обвинение выдвинули и в отношении его брата. Жил он в Ташкенте. Отец к нему ездил как-то. Но не как связной, а за продуктами. У нас тогда в Оренбурге было тяжело с питанием. Папа привёз оттуда полмешка муки, это помогло пережить нам какое-то время. Арест отца на мне мало сказался, зато отразился на моём муже Владимире Воронове. Он был у меня лётчиком, и потому, что был женат на дочери врага народа, не смог продвинуться по службе. Он так и не стал майором, окончил службу капитаном.
Рядом с двумя берёзками, склонив голову, стоял пожилой мужчина. Михаил Коннов, сын репрессированного, также много лет не знал, что случилось с его отцом.
– Отца забрали в 1937 году, мне тогда было полтора года, – вспоминает Михаил Михайлович. – Мама осталась одна с тремя мальчишками на руках. До ареста папа работал бухгалтером на шпалопропиточном заводе. У него был друг Яков Карлов, тот был главным инженером на этом предприятии. Арестовали их вместе. Позже, знакомясь с делом отца, узнал, что обвинён он был в подделке бухгалтерских документов. А сделал он это якобы в пользу иностранной разведки. Его друга обвинили во вредительстве, утверждали, что он повредил ёмкости, в которых находились шпалы. По допросам видно, что вначале папа и его друг отрицали обвинения, но потом собственноручно написали признательные показания. Расстреляли его в 1938 году. Дом у нас конфисковали. Соседи сторонились нас, называли детьми врага народа. Очень тяжёлое было детство. Реабилитировали отца уже после 1953 года, а нам присвоили статус жертв политических репрессий.
Оставили свой печальный след репрессии и на семье Марии Филипповны Шашковой.
– Пришла к своему деду Владимиру Платоновичу Бакаеву. Он жил в Матвеевском районе в посёлке Степном. Попал под арест во время коллективизации. Власти предъявили ему обвинение в том, что он «кулак». У него было хорошее хозяйство – земля, дом, немного скотины, инструменты. Потом мы узнали, что один из его родственников из зависти написал на него донос. После ареста его доставили в Оренбург и расстреляли. Об этом мы узнали недавно, теперь каждый год приезжаем сюда, поставили ему небольшой памятник.