«У города капиталов не было и нет»

Корреспондент «Оренбургского листка» в начале 1889 года писал: «Рынок оренбургский почти бездействует. Главная статья – хлеб не уродился. Такого ужасного года давно не было. Кругом беда. Напряжённое состояние бедняков невыразимо.

Всё здесь зиждется на сельском хозяйстве, а оно подорвано в корень. Понятно, что нет спроса и на рукомёсла мещан, ибо нет денег у потребителя. Теперь закладчикам и покупателям подержанных вещей чистая лафа. Всё идёт за бесценок. Даже лошади и коровы от 6 до 10 рублей голова.

Бедственный год. Население Оренбургского уезда получит помощь от правительства из продовольственного капитала (ассигновано 800.000 рублей), но беднейшие горожане – в отчаянии.

У города капиталов не было и нет, у мещанского общества и того менее: какую же тут помощь придумаешь, кроме жалкой и обидной даровой кормёжки?! Однако надежда недаром зовётся «кроткой посланницей небес». Народ великодушно терпит, надеясь на урожай… Мясо подорожало: 7 и 8 к. за фунт, хлеб ржаной 65 к. за пуд, пшеничный 95 к.».

Тогда же хроникёр «Оренбургского листка» сообщал: «Бедный люд, затрудняющийся в пропитании по случаю неурожаев и безработицы, получит даровую столовую, кроме уже существующей дешёвой столовой благодаря заботам начальника губернии Н.А. Маслаковца, по энергичному настоянию которого городская дума решила наконец открыть действия своего комитета. К сожалению, у города нашлось средств лишь на 1.000 рублей…».

Не было предела возмущению корреспондента «Оренбургского листка» 135-летней давности при описании торговых точек: «Наши базары мясной и птичный требуют надзора санитарной комиссии. Дела там ведутся до того неряшливо, что даже наши невзыскательные горожане удивляются. Стулья и столы, на которых рубится и лежит продающееся мясо, до отвращения грязны и обрызганы кровью. Фартуки на мясниках как будто никогда не мыты.

Покрывала есть только на некоторых столиках и также грязны до безобразия. Мясо и птица лежат не покрыты, мухи просто роятся, как пчёлы. Голодных собак, шляющихся по этим базарам, масса, и они обнюхивают мясо без опаски».

Тогда же обнародовано сообщение от оренбургского полицеймейстера: «Сим объявляется скотовладельцам и торговцам г. Оренбурга, что в виду появившейся чумы на рогатом скоте, разрешается им в течение 10 дней вывоз с менового двора и города по железной дороге всех животных продуктов...

Так как предварительно отправке сих продуктов должен предшествовать ветеринарный надзор таковым, то хозяева сих продуктов должны немедленно представить полицеймейстеру точную опись всех продуктов, по каковой и будет производиться осмотр товаров ветеринарным врачом при участии полиции. К сему присовокупляю, что с истечением десятидневного срока прекращён будет и вывоз означенных продуктов».

В связи с этим местный журналист очень сожалел о том, что в Оренбурге, «где производится скототорговля на миллионы рублей, локализация чумы ограничивает промышленность».

В заметке «Наши садики» сотрудник «Оренбургского листка» в 1889 году утверждал: «Всем хорошо известно, какую пользу и как много удовольствия могут приносить сады, в особенности в таком пылью обильном городе, как наш Оренбург. Это теперь только поняла наша многодумная дума, и вот на Караван-Сарайской площади устраивается громадный городской сад (речь идёт о нынешних «Тополях». – Т.С.). Но когда он разрастётся, когда примет надлежащий вид – это, надо думать, дело не скорого будущего, так как большинство из посаженных молодых деревьев уже повяли».

Затем наш любезный информатор взывал: «Да не подумает иногородний читатель, что у нас здесь вовсе нет садов, а только ещё устраиваются – нет. Сады-то у нас есть, и сады очень хорошие, как, например, губернский Караван-Сарайский сад, но за ними надлежащего надзора нет.

Большой по величине Караван-Сарайский сад, красиво засаженный разными лесными деревьями (в особенности сосной) с ровными прямыми аллеями, он представляет наиприятнейшее место для вечерних прогулок после пыльного жаркого дня. Здесь и прогуливаются. Утром и в полдень – няньки с детьми. Ранним вечером слободская «листократия» в цветных платочках с кавалерами в «спиджаках», надетых поверх синих и красных рубах, и только станет смеркаться немножко – безобразные и безвозвратно погибшие созданья, а за ними военные писарьки и солдатики…

Тщетно вопиет прибитая к входным дверям дощечка, которая гласит: «Просят травы не мять, деревьев не ломать и с собаками не входить». Публика траву мнёт, ветви деревьев ломает и с собаками в сад ходит.

Здешний бомонд, если так можно назвать нашу интеллигенцию, предпочитает гулять в садике на берегу реки Урала, хотя весь этот бульварик не стоит и одной аллеи Караван-Сарайского сада. Но главной приманкой здесь служит большой каменный вокзал, где почти ежедневно по вечерам играет казачий оркестр.

Что же касается Александровских скверов против думы (теперь в этом здании областной музей изобразительных искусств. – Т.С.) и театра, то они, хотя и часто засажены деревьями, слишком малы. Сюда публика заходит только мимоходом отдохнуть, гуляний здесь не бывает вовсе».

Пространная отповедь «отцам» губернского центра от автора статьи «Протест за детей» весной 1889 года опубликована в «Оренбургском листке»: «Содержатели трактиров, торгующих на Конной площади (ныне территория вокруг Центрального рынка. – Т.С.) подали в нашу многодумную думу прошение о постановке качелей и каруселей на площади, находящейся между магометанскими кладбищами и трактирами, окружающими с трёх сторон эту площадь, мотивируя свою просьбу тем, что торговля их терпит убытки.

При своей такой бедности трактирщики предложили думе посул в 75 рублей, если просьба их будет услышана и уважена. Дума наша, всегда соболезнуя о малейших неудачах трактирщиков, не внемля протестам благомыслящих людей, сразу решила деньги взять, а качели и карусели поставить на грязной площади.

Странное решение! Как будто в Оренбурге жители существуют для трактирщиков и должны служить по распоряжению думы подспорьем для карманов трактирщиков, увеселяющих пьяные толпы бездельников, шумно ликующие в этих вертепах!

Если принять во внимание, что на качелях и каруселях проводят половину дня около них преимущественно дети, то нельзя не удивляться такому поистине бестолковому решению думы. И всё это столь нагло проделывается потому, что в среде просителей трактирщиков фигурируют трактирщики – гласные думы, которые не стесняясь ничем, хлопочут лишь о том, чтобы им перепадало…

Думе надо вести себя солиднее. Дети и вообще веселящаяся публика, какова бы она ни была, не обязана для трактирного сброда топтаться в грязи с опасностью для здоровья и смотреть на безобразия, всегда бывающие около трактиров или слушать дикие песни пьяных оргий. Не подумает ли за думу полиция и не закроет те трактиришки, окружающие качели…Клин клином выбивают!»

Под заголовком «Вопиющее дело» в 1889 году на страницах «Оренбургского листка» напечатана статья, в которой говорилось: «Наше христианское кладбище с давних времён находится в таком небрежном, запущенном состоянии, что вряд ли ещё где можно найти подобное.

Вот уже более 10 лет на нём не имеется даже сторожа, хотя есть самозваные могильщики. На всём пространстве кладбища нет не только проездной дороги, но даже удобной пешеходной тропки. Кресты, памятники ломаются и растаскиваются неизвестно кем, и никому до этого нет дела. Жители ропщут. На безобразное содержание кладбища не раз указывали городскому управлению и местная администрация, и преосвященные епископы оренбургские.

Особая думская комиссия давно предложила проект упорядочения и содержания кладбища, не требуя ни копейки из городских средств. Несмотря на это, городская управа не признаёт нужным дать ход этому проекту. Не обходится тут без нечистой силы».

Вскоре городские власти «избрали попечителей кладбища и поручили им подыскать и нанять караульщиков, построить удобную караулку, строения гробовщиков близ ограды у ворот кладбища убрать, установить на рытьё могил соразмерную плату…»

В столичных «Новостях» в 1889 году появилась корреспонденция из Оренбурга, обнародовавшая на всю Россию сложности в работе городского водопровода: «В наш резервуар накачивается от 80 до 100 тысяч вёдер воды в сутки, но пользование водой из кранов и бассейнов происходит только несколько часов и притом самым безалаберным образом. То в одном месте запрут воду и бочки скачут на Урал за водой, то в другом откроют и так небрежно, что из незапертых кранов льёт вода прямо на мостовую.

Кроме того, трубы не выдерживают напора воды и лопаются в разных местах. На днях часов в 11 ночи близ городского театра лопнула труба, и театр очутился со всех сторон окружённый водой. Случись что-нибудь подобное во время выхода публики, легко могли быть несчастные случаи с людьми!

В другой раз труба лопнула близ здания Караван-Сарая, где находится квартира господина начальника губернии, и все присутственные места были затоплены, пока отыскивали лопнувшую трубу…

В заключение нельзя не упомянуть о способе взимания денег за пользование водой, практикуемом управой. На днях хотели казачий Форштадт заставить уплатить деньги за воду и с этой целью, не предупредив жителей, взяли, да и заперли воду во всём Форштадте…»