По официальным данным, эвакуация началась 1 июля 1941 года. Однако источники сообщают, что первые переселенцы стали появляться в Оренбуржье в первые же дни войны. Люди приезжали своим ходом, стараясь скрыться от неминуемого зла, которое надвигалось с запада. Свои дома в Белоруссии, на Украине и других приграничных территориях им пришлось оставить. И немногие после войны смогли вернуться под крыши своих родных домов, потому что возвращаться порой было некуда. Либо жильё было уже занято другими постояльцами, что происходило довольно часто, так как понятия частной собственности тогда не существовало; либо, что ещё печальнее, бывшие жильцы находили на его месте одни руины. Но то было уже после реэвакуации, а сейчас обратимся к событиям первых дней.
Первые эшелоны с эвакуированными гражданами стали поступать в организованном порядке с 9 июля 1941 года. Во время переезда людей бесплатно снабжали питанием. Кормили переселенцев два раза в день. Общая сумма составляла шесть руб-лей в день.
Жители должны были переезжать под управлением начальника эшелона. Однако такое практиковалось не всегда. Как следует из докладной записки секретарю обкома ВКП (б) Титову, «эшелоны в большинстве своём направляются без начальников, что создаёт большие затруднения, так как прибывающие люди в неорганизованном порядке стремятся помимо эвакуационных пунктов устроиться в городах под видом родственников и знакомых». Именно поэтому родные переселенцев, оставшиеся в других городах, теряли с ними связь и десятилетиями не могли их разыскать.

Прибыл? Пропишись!
С июля 1941 года в Оренбургской области начинают работать четыре эвакуационных пункта. Они были организованы в Бузулуке, Бугуруслане и Соль-Илецке. Последний существовал только до октября 1941 года. Так как основной поток людей направлялся в областной центр, то решено было перенести третий эвакопункт туда.
Основную массу переселенцев составляли жители Москвы, Ленинграда, приграничных территорий СССР: Прибалтики, Украины, Белоруссии. Все они по прибытии в Чкалов должны были в течение 24 часов обратиться в эвакопункт. Каждому подыскивалось жильё. Отправлялись запросы в колхозы области с просьбой разместить переселенцев. Многих приходилось подселять к коренным жителям Чкаловской области.
– В годы войны Оренбург был в буквальном смысле слова переполнен. Эвакопункты были вынуждены работать в круглосуточном режиме. В одной квартире могло проживать несколько семей. Отсюда и пошло понятие «свой угол». Бывало, что маленькая комната мелом расчерчивалась на четыре сектора. И в каждом секторе вынуждены были жить по четыре – по шесть человек, – рассказывает специалист Государственного архива Оренбургской области Ксения Попова.

Квартирный вопрос
Порой переселенцы, уже заселившись, в скором времени начинали подыскивать новое жильё. Некоторые меняли по две-три квартиры. Чаще всего это происходило из-за того, что отношения с «соседями поневоле» не складывались.
«Объясняется это тем, что квартирные хозяева требуют в первую очередь топку, а затем плату за квартиру. Обеспеченные средствами, эвакуированные выходят из положения, оплачивают и квартиру, и топку. Другие такой возможности не имеют, и на этой почве складываются ненормальные взаимоотношения, доходящие до того, что отдельные квартирные хозяева не позволяют эвакуированным варить, стирать и т.д.», – говорится в официальных документах.
В скором времени в области начали возводить временное жильё для эвакуированных переселенцев. Постановление №2069 предлагало жильё упрощённого типа, то есть казармы, землянки, общежития, бараки. Всё это оплачивалось средствами, полагающимися на плановое строительство в 1941 году. В государственных архивах не сохранилось каких-либо упоминаний о точном местоположении таких домов. Известно лишь, что одно подобное здание возводилось в районе посёлка Бёрды. Сведений о других строениях почти нет. Велика вероятность, что многие из них были снесены после окончания войны за ненадобностью.
Для особо нуждающихся было выделено 600 000 руб-лей из союзного бюджета. Максимальная выплата не превышала 100 рублей на одну семью.

Карточная система
Народонаселение города выросло в несколько раз. В архиве отмечают, что в это время рыночные торговцы, пользуясь ситуацией, взвинтили цены на продовольственные товары. С 1 ноября Совет народных комиссаров ввёл карточную систему на продажу отдельных продуктов. В списке оказались самые ходовые товары: мясо, рыба, рис, масло и макароны. Выдача проводилась раз в месяц. Количество целиком и полностью зависело от рода занятий оренбуржца. Самая большая доля (по 2200 граммов мяса и 1500 граммов крупы) полагалась рабочим и инженерно-техническим работникам предприятий. Самые маленькие (по 400 граммов мяса и рыбы и 800 граммов крупы) оставались детям до 12 лет.
А между тем дети составляли очень большую часть от общего количества эвакуированных. В область перевозили целые приюты. Известно, что в Гайский район был полностью эвакуирован санаторий «Горница», который ранее располагался в Витебской области. Самому младшему ребёнку, находящемуся в приюте, было два года, самому старшему – 16 лет. Детские дома и санаторные зоны Чкаловской области были переполнены. В архиве Оренбурга имеются сведения, что детям порой приходилось спать вшестером на одной кровати. Те, кто постарше, были вынуждены ночевать на полу. Среди детей были не только приютские, но и те, кто утратил связь с родственниками, которые остались в другом регионе.

Разыскивается…
В райисполкомы каждый день приходили десятки писем с призывами помочь в поиске потерянных родственников. За сухими цифрами статистики скрываются трагедии множества семей. Некоторые из этих историй освещались в популярных телевизионных программах нашего времени.
Одна из самых душераздирающих записок, которая сохранилась до наших дней, это обращение некой гражданки Ивасюк, которая разыскивала своих троих детей. Оно было перенаправлено в Красноярский крайсовет, так как именно там, насколько женщина могла знать, видели её детей в последний раз. Прошение было подписано в исполнительном комитете Облсовета.
«Просим срочно проверить и сообщить Облисполкому о местонахождении указанных детей, так как мы дважды давали телеграмму Райисполкому ст. Курганская, но ответа не получили. Не зная местонахождения детей, мать сильно переживает. Направить её к вам для розыска детей нет смысла, так как детей может и не оказаться у вас» – говорится в сообщении. К сожалению, ни нам, ни сотрудникам архива области неизвестно, какова была развязка этой печальной истории.
Хранится и письмо Антонины Васильевны Шалдо, которая была эвакуирована в Чкаловскую область из Чернигова. Её отец, будучи сотрудником черниговского обкома, остался в городе, однако он был сдан. О его судьбе она ничего не знала и просила разузнать. Также переживала она и за старшего брата, который был призван в ряды Красной армии с 20 июля.
«Мой отец проработал в партии 17 лет. Я же должна получить помощь за моего дорогого отца. Мать моя больная и заработать на меня не может. <…> Вы сами поймите, как обидно, что мы за него не получили ни копейки. Разве он этого не заслужил, а также и брат мой ст. в Красной армии. Пожалуйста, помогите нам в нашем горе и дайте какую-нибудь помощь».

«Эвакуация – моё детство»
Сороковые годы волею судеб привели в Чкаловскую область семьи, которые впоследствии стали знаменитыми на всю страну. В регистрационной книжке Центрального района имеется запись о прибытии в Чкалов семьи Ростропович. Здесь же, в регионе, проходило детство знаменитых поэтов Юрия Энтина и Юрия Ряшенцева. Побывали в эвакуации и братья Стругацкие. У каждой из семей своя история, и им будет посвящена отдельная статья. Кто-то из них остался в Оренбурге насовсем, а другие отправились домой, как только предоставилась такая возможность. К слову, переселенцы начали покидать Оренбуржье в 1944 году. К началу 1945 года в Чкаловской области остался всего 42 091 человек. До победного месяца оставалось ещё полгода.