– Да-да, говорите, слушаю Вас. Объявление? Могу принять. Минутку, возьму карандаш. Диктуйте. «Женщина шестидесяти лет познакомится с мужчиной до шестидесяти пяти». Какой? Не торопитесь. «Интеллигентный, непьющий». Газета выйдет в пятницу, в эту пятницу. Да-да, не просмотрите!
Бодрый тенор на другом конце провода попрощался и положил трубку. Анна Васильевна посмотрела на календарь и потеребила краешек скатерти. Её пора бы освежить. В спальне всё как-то быстро пылится.
– Старомодная ты, Аня, непрактичная, – корила её подруга совсем недавно. – Что это у тебя за антиквариат кругом. Пылесборники одни. Игрушек навязала вон прорву. Куклы твои хрустальные, сколько деньжищ-то на этих лупоглазых извела. Это ж надо!
– Валя, это фарфор. И ничего ты не понимаешь, они бесценные.
– Старьё, – не унималась подруга. – Хлам. Помрёшь, так вперёд тебя на помойку всё твоё бесценное снесут.
– А я тебе завещаю, – лукаво поглядела на неё Анна Васильевна. – И будет это мой предсмертный наказ. И никуда не денешься. Напишу на бумаге чернилами: так, мол, и так – козу Анатоль Степанычу отписываю, дом с огородом – Лилечке, а кукол моих драгоценных завещаю сберечь для потомков Валентине Ильиничне Млечиной.
– Да обалдела ты, – плюётся Валентина тут же. – Значит, козу она Тольке одноглазому подарит, а мне этих звенящих девок. Да на кой чёрт они мне! Потомкам сберечь, ага, щас! Не нажили потомков-то.
Валя осеклась и виновато посмотрела в сторону серванта с куклами.
– Да это ж я так, к слову, Ань. Красивые они девки у тебя, дорогие. Но уж больно бесполезные. Ладно, пошла я.
– Ну хочешь, козу тогда бери, – устало вздохнула Анна Васильевна ей вслед.
– Ну тебя, – отмахнулась та уже в пороге. – Мужика тебе надо. В деревне без него и сгинуть недолго. Только хорошего поискать, непьющего, чтобы работящий был и весёлый. А то ишь, собралась она в путь-дорогу, имущество отписывает налево-направо. Вон, хоть сюда позвони!
Валя кивнула на стопку газет.
– Позвони в газету и объявление дай. В Интернет не лезь, там грязюка одна, в этих «Одноклассниках». А человек путный, интеллигентный, он газеты обязательно читает.
– Да. Или рыбу заворачивает на закусь, – кисло улыбнулась Анна Васильевна.
– Ну, как знаешь. Вечером жду на пироги! Смотри у меня, не киселься.
А когда тут киселиться? Женщина отложила газету в сторону, смахнула с телефонного аппарата пыль – и тут она! Гляди и правда пора всё стирать-убирать генерально.
Права Валентина в том, что скатерти сейчас тканевые не стелют совсем. Только если в фильмах про дома богатые или на картинках про новомодные интерьеры. Но так ведь там или прислуги полк, или сфотографировать бросили. А в жизни-то, в быту скатёрки постирай, отбели, накрахмаль, отпарь эти полотна. Одно неловкое пятно – и сызнова возись. Вот из плёнки научились давно делать и красивые, и практичные скатерти. Лежит, к столу прилипла ажурная да гладкая иль в цветах вся, в яблоках. А ты её знай только тряпочкой протирай да горячее не ставь. Нарядно, как в праздник. И никаких тебе чайных пятен.
Эх, бывало, Иван Иваныч её так наследит повсюду стаканами. Ну и ругала же его Анна Васильевна, ну и бранила! А чай он любил не просто так, от скуки выпить. Чаем Иван Иваныч жил. Заварку не успевали покупать. А пакетиками ему не потрафить, нет. Листовой подавай, ароматный, настоящий.
– Ни один китаец столько чаю в жизни не выпил, – ворчит на мужа Анна Васильевна, отмывая грязно-коричневые круги то от белых подоконников, то со стола или тумбочки у телевизора.
– Я, может, англичанин. Нашла китайца! – протестовал знаток файф-о-клока.
С чашкой свежего чая он почти не расставался, а горячий напиток в ней не переводился. Нальёт ещё, как назло, полную всклень. Сахарок подкинет, звонкой ложечкой перемешает, а капли неопрятной липкой лужицей уж стекли на стол, а то и хуже – на свежую скатерть. Бывало, пьёт и тут же читает, телевизор смотрит, здесь же и поставит с краю.
Нелегко далось такое решение Анне Васильевне. Пришлось проститься с уютной частью быта и запрятать свои скатерти подальше в комод. Лилечка привезла матери из города модную плёнку.
– Метражом их продают, сколько хочешь бери, и подшивать не нужно, – нахваливает покупку дочь. – Давно бы так. Кинула на стол, и пусть её отец хоть всю чаем обольёт. Ой, а я ж ещё одну вещицу чуть не позабыла. Папа! Иди глянь, чего я тебе привезла.
Лилечка достала из сумки красивый серебряный подстаканник в атласном синем футляре. С ним и бережно обёрнутый в серую бумагу новый стакан.
– Тяжёлый, – одобрил Иван Иваныч. – Серьёзный. Как в поезде. Вот теперь куда соберусь ехать, так его с собой прихвачу, пусть проводники завидуют.
Налил себе свежей заварки в чашку и спрятал дорогой подарок на антресоли.
Кажется, вчера ещё спорили они громко и горячо, сетуя на такие невыносимые противоречия во всём. Анна Васильевна любит порядок и последовательность. Иван Иваныч о такой ерунде не беспокоится. Жена с утра, не дожидаясь, когда он доест, начинает жалить его своими «надо».
– Ты пила, Аня, пила «Дружба»! А язык у тебя, как перфоратор, да ещё с утра пораньше заводится. Все мозги ты мне просверлила, я сам знаю, что надо.
– Да где же я ему сверлю, скажите на милость! – обижается Анна Васильевна. – Ишь ты, замучился! Я говорю с тобой, день спланировать хочу, дела наметить, осёл ты старый. Крыша по осени потечёт, весь потолок вздулся. Забыл, как с кастрюльками бегал? Знает он. Опять в гараже своём спрячется, как школьник, и дел никаких.
– «Ты б сидера и морчара, будто деро не твоё!» – глумится тот в ответ и сахар в чашке будто нарочно сильнее размешивает.
Анна Васильевна всякий раз от такой наглости просто задыхается и еле сдерживает себя, чтобы не вылить эту сладкую липкую жижу ему за шиворот. А муж с победоносным видом генералиссимуса прихлёбывает очередное сражение и заедает бутербродом с маслом.
В день, когда Иван Иваныч объявил о своём уходе из «этого дома», жена только охнула тихонько. Поражённая, она молча выслушала его исповедь о родстве душ – его и какой-то тётки из Ольховки. «Недалеко забросило душу-то», – рассуждает про себя Анна Васильевна, дивится спокойствию своему, а из себя ни слова выдавить не может. Не хочется ей говорить, дослушать бы до конца кино это бразильское. А Иван Иваныч приданое своё педантично собрал, не позабыв прихватить и подстаканник – «зависть всех проводников» – и часть сбережений, обещав вернуться за книгами.
– И что ты молчишь, глаза на меня вытаращила? Скажи хоть что, на прощание-то.
– Бог с тобой, – коротко отвечает ему жена.
Лилечка от такой лихой новости лишь плечами пожала.
– Мам, сейчас век такой, понимаешь? Современный человек начинает наконец-то жить осознанно. Это экологичное решение. Надо избавляться от токсичных людей, уходить от созависимых отношений. Вы ведь друг другу поперёк горла давно. Из каждой такой ситуации нужно брать полезные инсайты и жить дальше. В чём проблема? Вы теперь оба свободны, в шестьдесят жизнь не заканчивается. Я знаю пару, которая…
Анна Васильевна не слушала. Ей всё труднее было понимать дочь. На просьбу остаться хоть на недельку Лилечка сослалась на какую-то коуч-сессию и дедлайны.
– Займись делом, – посоветовала Лилечка, не отрываясь от новостной ленты в смартфоне. – Для себя. Как давно ты делала что-то для себя, радовала своего внутреннего ребёнка?
– Кого?
– Ну мам, это как бы осколочек твоей детской души. Тебе нужно полюбить себя. Сделать что-то для себя. Отвлекись полезным обучением, пройди курсы какие-нибудь. О! Давай-ка я запишу тебя на мастер-класс по скрапбукингу в эту субботу. У вас в клубе будет проходить, даже ехать не надо никуда.
Лилечка предъявила доказательство: красивое объявление в соцсети.
– Открытки в стиле винтаж, – начала читать вслух дочь. – Вы научитесь с помощью простой заварки состаривать бумагу, ткань и…
– Никакой заварки! – крикнула Анна Васильевна. – У меня добрая половина салфеток льняных винтажом этим заварочным состарена! Отец твой постарался, память оставил.
Лилечка снова пожала плечами, поцеловала мать в лоб и упорхнула на автомобиле в город.
За весь свой одинокий год Анне Васильевне редко выпадало с кем-то поговорить. Телефонная болтовня с дочерью утомляла. Та улетела на зимовку в тропические страны и, похоже, возвращаться домой не торопилась.
– Валь, ты дома? – умыв свои серванты, она позвонила подруге. – На пироги приходить что ли?