Юлия Шошина

Нет, не было тебя!

Нет, лучше не читать мои стихи!
Пусть чувства далеко, пусть всё забыто,
Уж легче наблюдать, как сумерки тихи,
Чем смысл найти в шампанском недопитом!

Нет, лучше не смотреть тебе в глаза!
Пусть лучше тьма, чем две родные льдинки,
Смеющиеся вновь, шальная бирюза,
Чей свет не передать скупой картинке!

Нет, лучше позабыть тебя совсем!
Цепями обмотать, закрыть замочки.
Впервые пить вино как взрослой, ну а всем
Сказать, что не тебе писала строчки.

Нет, лучше не любить таких как ты!
Везде желанных и безмерно светлых.
Возвышенной душе легко списать в мечты
Всю череду стоп-кадров неприметных.

Нет, не было тебя, ты был придуман мной!
Лишь я одна звала тебя героем,
Лишь ты один дарил мне крылья за спиной,
Но так и не узнал, что я жила тобою.

Начало
Вот и всё. Распрощаемся с болью.
Жизни полную чашу нальём.
Хватит раны размазывать солью!
Мы воюем, а значит, живём!

Значит, нам нипочем зной и ветер,
Холод, голод, степная жара…
Значит, есть ещё счастье на свете,
Солнце всходит. Ты видишь?! Ура!

Одна
В кармане моём
наушника
два.
А в сумке варежки.
Две.
Руки моей две,
А я одна.
И как-то
обидно мне.

Ответ
Ты не даёшь тепла, так уходи!
Довольно мне людей, дающих холод.
Я молода и ты довольно молод,
У нас с тобою жизни впереди.

Получше не найдёшь, и не старайся!
На свете мало дур, таких как я,
Которые полюбят без вранья.
Разгульных женщин много – улыбайся!

Живи в здоровье бравом сотни лет!
Найди себе девчоночку другую,
Меня полюбит кто-то и такую.
Желаю тебе впредь не слышать «Нет»!

***
Слепые строки рождают рифмы,
Земля мне кажется слишком малой.
И стало громким, что было тихо,
И вслух всё то, что недосказала.

Тугие косы под нож и в топку,
Уже не дева, а храбрый воин.
Фрегат отняли и дали лодку…
Я тоже в жизни чего-то стою!

Я есть
Я та искра между проводами
И троллейбусом, идущим в никуда.
Может, и не сразу, но с годами
Засияю ярче, чем звезда!

Я фрегат с большими парусами,
Что идёт по верному пути.
Я дружу с попутными ветрами,
Мне раз плюнуть море перейти!

Я славянка с ямочкой на щёчке.
Мужу я рожу богатыря…
Даже двух! А, может, будет дочка.
Краше и удачливей, чем я.

Я поэт, я женщина и воин.
Мне любые роли по плечу!
Мой корабль заново построен.
Счастье есть. И я не замолчу!

***
Вот окно второго этажа.
Из него какой-то паренёк,
Семечки в руке своей зажав,
Сыплет на подъездный козырёк.

Голуби, а с ними воробьи,
Налетают шумною гурьбой.
Так за годом год они смогли
Зимы пережить одной семьёй.

Людям был тот парень невдомёк,
Не нужны им были воробьи.
Нынче у людей короткий срок,
Ты себе в начале помоги.

Падал снег. А люди матерились.
(Чем им только снег не угодил?)
Вон, ты видишь, птицы появились?
Значит, парень снова их кормил.

***
У меня в стакане солнце!
(Это не лимона долька!)
Надо мной не смейся только,
Я тебе его дарю.

А на небе – одуванчик!
Рядом – сахарная вата.
Ночью – плитка шоколада.
Хочешь, дольку отломлю?

А в глазах моих по искре!
Я, как видишь, не богата.
Смешновато, странновато
Я судьбу свою творю.

На моём лице улыбка.
Мне тепло от солнца света.
Для тебя улыбка эта,
Потому что я люблю!

Валерия Пантелина

***
Белый май. Дача. Вишни и сливы
Поспевает цветения срок.
От листа вечно хмурой крапивы
Здесь какой-то приятный ожог.

Новогодний снег
Он, как шампанское, был сладок;
Порывист, ветренен и смел;
Он весел, дерзок был и падок;
И до безумия чист и бел.

Он для людей стал доброй сводней,
Их вывел к ёлкам, в шумный смех.
Где радость ночью новогодней
Всех сблизила, как этот снег.

Снежные жалобы
Я празднично одел округу,
Лёг на деревья и мосты.
Как будто бы по зову друга,
Слетел из звёздной высоты.

Я к вам летел, спешил и падал,
Кружил над вами, льнул к губам,
Чтоб хоть на миг явить отраду
Озябшим пасмурным сердцам.
Но дворник злой в машину «ЗиЛ»
Меня без спроса загрузил.

Теперь в оврагах прозябаю.
Но только ночь – и снится сон,
Как я, снежинками сверкая,
Спускаюсь в детскую ладонь.

***
С далёкого фронта посылка пришла -
Подарок от брата брату.
В посылке немецкая каска была
С убитого им солдата.

Фашист в этой каске Европу прошёл,
В ней жёг и топтал Россию,
Расстреливал в ней и закладывал тол, –
Себя он считал мессией…

Брат долго вертел этот страшный трофей.
В груди сердце яростно ухало…
Под вечер ту каску клевал воробей,
Что брат посадил на пугало.

Олеся Томенко

Солнце
Весь день с неба сыпалась серебряная стружка, будто кто-то невидимый трудился там наверху, стругая снежное дерево.
Ходики показывали без десяти минут обед. Ступив на скрипучие половицы, мне с трудом удалось захлопнуть за собой рассохшуюся дверь. По правую руку висел всё тот же наручный умывальник, чуть поодаль от него стояла, кажется, не сдвинутая ни разу с места ещё с советских времен, плита. Посредине комнатушки синенький деревянный стол с самодельными табуретами, маленький иконостас в углу, украшенный накрахмаленными занавесочками, и печь, рядом с которой дед любил выкуривать самокрутку. Каждый раз, переступая порог этой комнатки, казалось, переходишь границу между настоящим и давно минувшим. Наша жизнь – огромная кинолента, пополняющаяся кадрами с каждым мгновеньем, и как прекрасно, когда память приводит аппарат в движение, прокручивая её отдельные эпизоды.
Начало масленичной недели. По обыкновению в этот день бабушка всегда пекла блины, кругляшки, которые в детстве я почему-то называла солнцем. На раскалённую чугунную сковороду выливалась белая жижа из алюминиевой кастрюльки, шипела, румянилась и как-то по-особенному пахла. Пропитанная постным маслом целая гора солнечных кругляшков подавалась на стол вместе с кувшином молока, блюдцами сметаны и вареньем. На обед собиралась вся семья. Рассказывали житейские истории, вспоминали прошлые года, шутили и как никогда звонко смеялись. Стук капель воды из рукомойника вернул меня в настоящее. Сегодня в комнате было тихо. Возле печи никто не дымил самокруткой, табуреты стояли задвинутыми. Не разуваясь, прямо в валенках я осторожно перешла временную границу. Стрелочки на часах всё ещё бегали – время же стояло на месте. Посуда заходила сама по себе, руки лихорадочно сыпали муку в чеплашку, разводили смесь, затапливали печь, зажигали конфорки. И вот уже будто за столом собралась вся семья, а у плиты стоит совсем ещё маленькая девочка с золотыми косичками, держа в руках то самое светлое, что осталось ей в подарок от дорогих и близких – солнце.